Он не мог не заметить, как затуманились ее глаза, когда он шагнул к ней. Она не может скрыть свое желание, усмехнулся он, Но, кроме желания, никакого чувства не видел он в этих волшебных голубых глазах. Сегодня она решительно отказалась сопровождать его в поездках, не задумываясь. А ее наивная радость при виде родного дома заставила его с горечью вспомнить первоначальные условия их союза. Деньги, угроза беременности, дом. Вот и все, что привязывает ее к нему. И это приводило его в неописуемую ярость.
Губы его искривила циничная улыбка.
— Ну как же, дорогая. Все это... — Он сделал широкий жест рукой. — Стоило ли все это твоего тела?
Она даже задохнулась от гнева.
— Я могла бы задать тебе тот же вопрос, — стараясь казаться спокойной, проговорила она. — Но я слишком хорошо воспитана.
Он улыбнулся одними губами.
— Разумеется. Леди всегда леди.
Он схватил ее за запястье и сжал почти до боли.
— Ну а мне, бывшему беспризорнику, не стыдно сказать: пока что я очень доволен сделкой. Я считаю, что мои траты окупились с лихвой.
В его глазах промелькнули искры бешенства, и теперь она, по-настоящему, испугалась. Не нужно было напоминать о своем высоком происхождении! Но он продолжал раздельно и тихо:
— Признаюсь, даже самая дорогая в мире шлюха не доставила бы мне такого удовольствия.
Оливия подавленно молчала. Вот что он о ней думает! Но чему удивляться? Она своей рукой подписала соглашение. Оправдания ей нет. Все это время она стыдилась назвать вещи своими именами, а Марко не постеснялся, вот и все. Но зачем? Зачем он старается больнее уколоть ее?
— Ну а теперь... — Марко наклонился к ней. — Теперь я хочу, в очередной раз, воспользоваться своими правами.
— Нет! ― вскрикнула Оливия. — Не смей!
Как он может! Он только что жестоко оскорбил ее! Оливия рванулась, но Марко крепко держал ее руку. Она испугалась.
― Марко! — взмолилась она.
— Хорошо! — Его глаза угрожающе сузились. — Говори, говори мое имя. Я хочу, чтобы ты помнила, кому принадлежишь.
Она рванулась, но он властно притянул ее к себе и накрыл губами ее рот. Она беспомощно билась в его объятиях, а он лишь посмеивался, отпуская ее губы и потом вновь неистово впиваясь в них.
— Подожди, подожди, — задыхаясь, шептала Оливия.
— И не подумаю, — усмехнулся он. — Ты, может, и выше меня по рождению, но зато я купил тебя. И ты принадлежишь мне.
Оливия изловчилась и высвободила одну руку, схватила его за волосы и рванула, но он лишь крепче целовал ее. И вот она не выдержала, волна желания, как всегда, захватила ее, и она перестала сопротивляться. Безвольно приоткрыв губы, она впустила его жадный язык, который каждым своим движением посылал волны жара по ее телу.
Одной рукой он поднял ей юбку, и она почувствовала его бедро между ног. Бессознательно, она терлась о его бедро, еще больше возбуждая себя. Пальцы, которые только что пытались причинить ему боль, теперь зарылись в шелковые пряди и ласкали их. И вдруг все прекратилось. Он со стоном отстранил ее, и она увидела странную тоску в его глазах.
— Боже, что я делаю... — прошептал он.
— Хочешь, догадаюсь? — неловко пошутила Оливия, хотя чувствовала: происходит неладное.
Он отступил на шаг, бросил на нее исполненный боли взгляд и вышел из спальни.
Она же бессильно опустилась на край великолепной кровати, которой так и не удалось принять в свое лоно страстных любовников.
Марко и не обещал ей, что брак будет долгим. Может, она ему уже надоела. Он избалован вниманием женщин, наверное, его привлекают женщины, которых надо завоевывать. Пока она цеплялась за свою невинность, она вызывала в нем азарт самца. А теперь... Теперь она всегда готова, стоит ему поманить ее пальцем. Он уже пресытился ею... А потом, существует Тереза.
Оливия уронила голову на руки. На что она обрекла себя? Неужели она сможет жить с мужчиной, который сначала считал ее дорогой шлюхой, а теперь — лишь вложением денег? О чем она станет думать, когда он будет уезжать по делам? Что он спит с Терезой или другими женщинами? И как долго сердце ее выдержит? Она немного поплакала, а потом заперлась в своей старой спальне, сославшись на головную боль.
Она не видела мужа до ужина. Во время еды он был мрачен и неразговорчив, она же ради Блэки старалась, как могла развеять грусть. Когда Марко сказал, что ему нужно поработать и уединился в кабинете, она с облегчением перевела дух. Приняла душ, надела шелковую голубую сорочку, которую купил ей Марко, и забылась беспокойным сном.
Внезапно она открыла глаза. Сильная рука легла на ее плечо, и она почувствовала сзади жар сильного мужского тела.
— Я был груб, прости меня, — едва слышно прошептал он, и она почувствовала движение его губ у виска.
Она, молча, повернулась к нему и сама нашла его губы. Она обеими ладонями сжимала его лицо и целовала его, и не могла насытиться. Как сладко примирение после того, как она почти убедила себя в том, что потеряла его! Он же с новой страстью рванул сорочку с ее плеч, и гладил ее груди, пока они не стали твердыми, а когда она отпустила его губы, он прильнул к ее груди. Он ласкал языком ее соски, сначала один, потом другой, и покусывал их, и сосал, и она лишь стонала от его прикосновений.
Но она так истосковалась по нему, что не желала больше никаких любовных игр, она желала, чтобы он овладел ею, и доказал еще раз, что она принадлежит ему. Она потянула его к себе, и он одним движением овладел ею, заставляя ее содрогаться от страсти бесчисленное множество раз. Наконец, он затих, и она лежала, чувствуя на себе тяжесть его тела, и тихонько улыбалась.